— Они идут с запада! — крикнула Риз, самая остроглазая из валькирий. — Вооружены чем-то вроде алебард, доспехов нет.
— Сколько? — спросил Ледяной Туман.
— Много. Где-то вдесятеро против нас.
Проклятье. И ведь ни одного места вокруг, где можно было бы укрепиться…
— Клином — и вперед! — прохрипел Фрит.
Как всегда перед боем, голос напрочь покинул его — чтобы вернуться в самый разгар сражения, когда необходимо быстро прореагировать на изменение обстановки и отдать приказ. Впрочем, отряд состоял из весьма опытных бойцов, которые нуждались лишь в самом минимуме указаний.
Ощетинившись копьями, топорами и мечами, железный клин северян двинулся на врага. Фрит шел впереди, однако в его руках было иное оружие — тяжелый деревянный посох. Этот выбор выглядел по меньшей мере странно, но Ледяной Туман никогда не обращал внимания на такие мелочи, как непонимающие взгляды. Его самого это оружие вполне устраивало, а большего не нужно ни одному воину.
Двести шагов…
В рядах противника началось какое-то движение. Где-то позади их огромной орды что-то определенно происходило, и вражеский командир пытался спешно перегруппировать отряд, чтобы одновременно отразить обе атаки. Сил у него для этого вполне хватило бы, но вот с временем случилась мелкая неприятность. Уяснив это, Фрит скомандовал «Бегом!» — чем больше неприятностей у врага, тем лучше дела у его бойцов.
А в тылу неприятеля явно кипел бой — причем бой магический. Налево и направо разили зеленые молнии, глухо чавкала грязь, в которой вязли беспомощные враги, свистели ледяные стрелы. Северяне издали устрашающий боевой клич и врубились в толпу со своей стороны: кто бы ни дрался там, он был противником их противников, а значит, почти что другом.
Круша кости и черепа вращающимся посохом, Ледяной Туман пробивался вперед. Две валькирии, Гуннхильд и Вигдис, усиленно орудовали копьями и щитами, прикрывая его с боков; спину предводителя охранял Вига-Торвальд, размахивающий тяжелым топором с такой легкостью, словно то был простой ореховый прутик. Построение северян нарушилось, но дисциплина в рядах врага уже исчезла, так что это не имело значения.
Увернувшись от ржавого лезвия алебарды, Фрит ловким тычком проломил ребра зазевавшемуся противнику, отбросил его под удар другого — и на долю секунды обомлел, утратив всякую способность соображать. От следующего выпада его спас лишь инстинкт: натренированные руки сами подставили посох, блокировав удар, а копье валькирии в тот же миг пронзило нападавшему горло.
— Да что на тебя нашло? — с упреком произнесла Гуннхильд, высвобождая острие. — Чего зеваешь?
Ледяной Туман не ответил.
Менее чем в двадцати шагах от него стояла светловолосая женщина среднего роста, чертами лица очень похожая на любую из северянок; тончайшее плетение стальной кольчуги окутывало стройное тело, не оставляя воображению почти никакого простора, зато подкидывая работу вылезающим из орбит глазам — мужским, разумеется. То ли незнакомка израсходовала свой запас колдовской силы, то ли просто не желала пользоваться ею сверх необходимого — но сражалась она сейчас отобранной у одного из врагов тяжелой алебардой, используя ее как своеобразную косу.
Восхищение Фрита смешалось с первобытным ужасом, когда он осознал, что неизвестную воительницу-чародейку видит только он…
Подумать только, богиня вынуждена сражаться врукопашную! Да любой скальд скорее вырвал бы себе язык, чем согласился бы сложить сагу о таком!
Нет, о подвигах Одина, Тира, Тора, Фрейра и даже Локи на ратном поприще сложено достаточно песен. Многие бойцы Севера обрели известность исключительно из-за того, что им «посчастливилось» напороться на клинок одного из Асов… Но чтобы бога ВЫНУДИЛИ драться простым оружием, ВЫНУДИЛИ отказаться от использования своего могущества? Никогда бы не поверила… если бы не испытала сама.
Лимит. Предел разрешенного.
Игровой Кодекс, раздел пятый, статья двадцать четвертая, пункт третий. «В пределах одного сражения применение большего количества манна-ресурсов, чем то обусловлено описанным в пп. 7 — 11 статьи 23 статусом Игрока, НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.» (Манна-ресурс — термин, обозначающий условное количество всякой волшебной энергии, используемый составителем Кодекса — которым, по всей вероятности, был сам Аркан.)
Но чтобы описанные в какой-то книжице правила обрели физическую мощь и блокировали мои способности?
Теперь я начала понимать, почему Игроку дозволено столь многое. И почему он властен делать то, на что не смеет замахнуться никто другой его уровня сил. Потому что использовать ВСЮ эту власть не позволяет все тот же Кодекс. Причем не позволяет в прямом смысле этого слова. Правила нельзя нарушить — не потому, что это чревато неприятностями со стороны «надзирателей за порядком», сиречь Арбитров. О нет, причина куда проще — и куда страшнее.
Став Игроком, я перешла в принципиально другую систему мироздания, где правили Законы Игры, записанные в Игровом Кодексе. В Асгарде и Девяти Мирах многие из них также действовали, но превыше любых правил у нас была воля. В первую очередь — воля Одина, потом — собственная воля каждого из Асов, потом — воля любого смертного. Не напрасно волю считали инструментом магов и чародеев: ни один вселенский закон не мог противостоять волевому усилию.
Воля Вирд, говорил Один-Скиталец, когда не желал признавать авторство идеи, единственно верной и не нравившейся ни ему самому, ни окружающим. Я всегда считала это своего рода лицемерием, однако теперь начала думать, что в провидческом Источнике Мимира владыка Асгарда узрел больше, чем поведал нам…