Арканмирр - Страница 197

К оглавлению

197

— Ты прав, Синий. Но все же я должен оставить это. Как напоминание тем, кто идет следом.

— Не забывай, Оранжевый, — с нажимом проговорил старший Истребитель, — следом за НАМИ идет лишь Зверь.

Оранжевый вздохнул.

— К сожалению, Зверь — не следует за нами. Он УЖЕ в нас.

— Иногда, — молвил Синий после затянувшейся паузы, — нам приходится сражаться оружием противника, чтобы победить.

— Именно так, — кивнул Оранжевый. — А иногда мы и побеждаем-то лишь потому, что проиграть не имеем права.

— Ты потому и стал Истребителем?

Вопрос был из тех, которые редко задают, и еще реже надеются на ответ. Однако, на сей раз ответ прозвучал.

Правда, ответ этот был не из тех, которые что-либо проясняют.

— Я должен вернуть долг, — сказал Оранжевый, обращаясь скорее к себе, чем к собеседнику.

Затем, как всегда, передал свиток вместе с парой монет мальчишке-посыльному и приказал отнести в библиотеку ближайшего храма.

* * *

Они шли по прохладному, мягко шелестящему песку, и ночь перед ними была ночью, а позади — предрассветными сумерками.

Джафар в очередной раз попытал счастья — не потому, что надеялся на успех, а потому, что не мог, не умел сдаваться и отступать, пока еще был на что-то способен:


Никогда не бывает отточенных бритв.
Никогда не бывает удачных молитв.
Как не раз в старину, все уходят во тьму:
И для них не бывает законченных битв.

Аджан, как и прежде, быстро парировала — ей стихи давались куда легче; и с каждым новым четверостишьем, с каждой новой строкой ее голос, чуть севший от долгих ночных (и дневных) разговоров, становился все четче, все более живым…


Кто ныряет на дно — достает жемчуга.
Кто влезает в окно — наставляет рога.
Тот, кто хочет найти завершенье пути —
Для того лишь одно важно: облик Врага.

В отражающихся от песка первых лучах солнца за их спинами плясали призрачные картины настоящего, которое, возможно, уже не было настоящим…

* * *

«В каждом из нас — монстр, Зверь. Но не в каждом сей Зверь просыпается. И далеко не в каждом — выходит наружу.

Монстра можно убить. Зверя можно заставить вернуться обратно.

Но это не решает ничего, потому что Зверь — один для каждого из нас. И уничтожить чужого Зверя значит уничтожить часть чужой личности. Пусть темную и жуткую, но — часть.

Человек без Зверя никогда не будет Человеком. Как никогда не будет воином не знающий страха, как никогда не будет целителем не знающий смерти, как никогда не будет Злом не знающий Добра.

Человек, познавший Зверя, познал себя. Человек, не познавший Зверя, еще не Человек. Человек, не способный познать Зверя, не способен стать Человеком. Каждый может попробовать сделать это — но не каждый способен преуспеть.

Человек, боящийся своего Зверя, боится самого себя. Человек, не боящийся своего Зверя, никогда не знал себя. Второй не умен, первый не глуп.

Человек, знающий свой страх, способен справиться с ним. Человек, знающий своего Зверя, способен контролировать его. Зверь, носящий ошейник контроля, сильнее неукрощенного Зверя — но Человек, умеющий контролировать Зверя, сильнее трижды.

Страх не дает силу. Зверь не дает силу. Силу дает борьба со страхом, поединок со Зверем.

Побеждает сильнейший. Это — Закон.

Человек, побежденный Зверем, более не Человек.»

Ицхак бен-Мариам отложил перо, перечел написанное еще раз, угрюмо кивнул, и изобразил вместо подписи знак Истребителей Нечисти. Затем вложил лист во взятый из книгохранилища старый, не поддающийся прочтению (ввиду выспренности текста, а не его состояния) талмуд о «секретах бытия и небытия», и отнес книгу на место.

Когда ее откроют в следующий раз, пергамент уже будет казаться почти того же возраста, что и сам фолиант…

* * *

Алхимик почувствовал, что отпущенная ему мизерная доля стихотворного таланта иссякла окончательно. Последнее четверостишье он уже выдавливал через силу — и знал, что если и теперь не добьется своего, останется лишь повернуть обратно.


Тот, кто знает слова — не достоин молчать.
Тот, кто ценит товар — не способен продать.
Тот, кто слеп — видит ночь, света темную дочь;
Тот, кто верит в свой дар — обречен потерять?..

Женщина в сером остановилась. Медленно, будто во сне, повернула голову к затаившему дыхание Властителю Турракана, почему-то чувствовавшему себя мальчишкой на первом свидании.

В глазах и на губах Аджан неожиданно сверкнула улыбка.


Тот, кому говорить — не утеха, но труд,
Тот, кто властен творить, но не властен вернуть, —
Что он видит, слепец? Лишь печальный конец.
Как он может решить, кто ему даст приют?

И в лучах всплывающего над восточным горизонтом солнца отразились образы грядущего, которое могло стать грядущим.

Для них.

А затем, с прежней улыбкой, Аджан протянула руку Джафару.

И они пошли назад, сквозь картины грядущего, настоящего и былого — которое никого уже не интересовало.

Как не интересовало идущих в золотистом солнечном свете подлинное завершение мифа — мифа, сорок лет назад ставшего реальностью единственно благодаря позавчерашнему разговору…

* * *

Строжайшая дисциплина и самоконтроль, что заменяют Истребителям Нечисти почти все житейские радости, на сей раз подвели. Оранжевый явно перебрал крепкой готландской браги, и его охватила неудержимая страсть поведать кому-либо свою печальную историю.

197